Самарский государственный университет

Эта работа опубликована в сборнике научных трудов «Проблемы и перспективы современной науки» (2009 год, Том 2, выпуск 1), под редакцией проф., д.б.н. Ильинских Н.Н.

Посмотреть титульный лист сборника

Скачать сборник целиком (15 мб)

Введение
До недавних пор в нашей стране имело широкое хождение определение знака, согласно которому знак представляет собой «конвенциальный транслятор значений от отправителя к получателю» (Никитин, 1997). Дефиниция, в которой знак рассматривается исключительно как средство коммуникации не оставляет места для предмета зоосемиотики, поскольку мотивация следования социальной конвенции не характерна для животных. Известно, что животные в ходе своей приспособительной активности не способны использовать средства коммуникации, обладающие полнотой функций языка человека (Gardner R., Gardner B., 1969; Севастьянов, 1989; Владимирова, 2001; Панов, 2005). С этой точки зрения, у животных «истинной знаковости» нет, а имеются «сигналы» (Симкин, 1976).
Определение и функции знаков животных могут быть рассмотрены с позиций зоосемиотики (Степанов, 1967, 1971; Мельников, 1978; Morris, 1971; Peirce, 1958; Vladimirova, Mozgovoy, 2003). Знак понимается в качестве средства ситуативной адаптации, одной из форм которой, при необходимости, может быть коммуникация. В этой трактовке знак представляет собой особый вариант ассоциативного процесса, характеристики которого зависят от актуальной мотивации и памяти пользователя знака. Характеристики знаков могут указать на скрытые от наблюдения намерения и апперцепции животных. Применение знаков животными способствует приспособлению и самоорганизации особей и внутрипопуляционных групп. Для эколога такой подход открывает возможности в сфере научной рефлексии и пригоден, к примеру, для осмысления полевых материалов, полученных методом зимнего тропления следов, согласно теории знакового поля (Мозговой, Розенберг, 1992).
Слово «знак», в одном из значений, принятых за рубежом (Buhler, 1965), в русскоязычных текстах передавалось словом «сигнал», между тем как «signal» означает «знаковый». «Сигнал – знак, физический процесс (или явление), несущий сообщение (информацию) о каком-либо событии, состоянии объекта наблюдения либо передающий команды управления, указания, оповещения и т. д. (напр., световой сигнал светофора)» (Сов. энцикл. словарь, 1984, с. 1199). «Знак – материально-чувственно воспринимаемый предмет (явление, действие), выступающий представителем другого предмета, свойства или отношения» (Там же, с. 464). Таким образом, слово «сигнал» – частичный синоним слова «знак». Знак, как «проводник» ассоциативного процесса, выступает средством адаптивной активности: «…животные реагируют на некоторые вещи как на знаки чего-то другого, но такие знаки не достигают той сложности и совершенства, которые обнаруживаются в человеческой речи, письме, искусстве, контрольных приборах, медицинской диагностике, сигнальных устройствах» (Моррис, 1983, с. 45). Знаки животных тождественны языковым и неязыковым знакам людей по отдельным характеристикам, существенным для практического применения понятия «знак» в науке. Решающую роль в определении, является ли объект знаком, играет процесс использования этого объекта в знаковой функции. Знак – то, что стоит вместо чего-либо для мотивированной особи, имеющей опыт взаимодействия с внешним миром. Знак замещает что-либо в определенном смысле или качестве (к примеру, следы полевки на снегу выступают для мышкующей лисицы знаком самой полевки). Знак – то, что отсылает пользователя знака к чему-либо, отличающемуся от самого знака, вызывает представление о чем-либо, отличающемся от воспринятой формы (Vladimirova, Mozgovoy, 2003, p. 86).
Знаковое поле представляет собой среду обитания, в которой млекопитающие с помощью знаков или непосредственно осуществляют свою жизнедеятельность, в результате чего среда приобретает признаки структурированности, то есть становится функционально неоднородной для последующего использования (Мозговой, Розенберг, 1992). Биологическое сигнальное поле, в смысле Н.П. Наумова (1977), является коммуникативной составляющей частью знакового поля. Жизнедеятельность в знаковом поле повышает его коммуникативный потенциал.
Методика
Животные действуют под влиянием как внешних (знаковых), так и внутренних импульсов. В практике полевой работы, первые, в ряде случаев, могут быть реконструированы по следам животных с высокой долей вероятности. Исследователь делает предположение о том, какой знаковый объект внешней среды вызвал движение животного. Решение принимается, исходя из следового рисунка, состояния окружающей среды и биологического смысла активности животного. Биолог изучает следовую дорожку животного на снегу, определяет видовую, половую и, по возможности, возрастную принадлежность особи, оставившей следы, направление движения, доминирующую мотивацию. Чаще всего зимой животные реализуют пищевую или территориальную мотивацию. Мотивация – это «побуждения, вызывающие активность организма и определяющие её направленность» (Краткий псих. словарь, 1985. с. 190). По направленности деятельности, различают следующие мотивационные формы поведения: локомоцию, пищедобывательное поведение, направленное на поиск оптимального температурного режима, защитное, манипуляционное, исследовательское, гигиеническое, игровое, репродуктивное (ухаживание, выведение потомства), социальное поведение.
Реконструкция побудительной причины двигательной реакции, наблюдаемой по следам, возможна в связи со следующими обстоятельствами. Поведение животных определенного вида, пола и возраста стереотипно: врожденные видоспецифические инстинкты ригидны, а навыки, приобретенные в онтогенезе, изменчивы – в границах, определенных видовой принадлежностью. Зимой в природе животные проявляют свои двигательные реакции очень экономно – «отвечают» изменением направления своего передвижения, сменой типа аллюра или какой-либо другой специфической реакцией только на значимые для них объекты и события. Последняя закономерность особенно касается поведения хищных млекопитающих (за исключением тех случаев, когда особь, к примеру, лесная куница, «разминает» мышцы после отдыха или проявляет в виде повышенной активности эмоциональную реакцию, скажем, после неудачного прыжка за притаившейся в сугробе птицей и т. д.).
Исследователь соотносит рисунок следовой дорожки с внешними объектами, инициировавшими ту или иную элементарную двигательную реакцию (ЭДР) – поведенческую активность небольшой временной протяженности, которая может быть распознана по следам. ЭДР представляет собой однотипное движение, имеющее характерные черты, позволяющие ограничить данную элементарную реакцию – от предыдущей и последующей. ЭДР стереотипна для данного вида животных, выражается специфическим «рисунком» следовой дорожки и является инвариантным элементом функциональной поведенческой активности. С точки зрения физиологии, при осуществлении одной ЭДР работает какая-либо определенная группа мышц; в реализации последующих ЭДР участвуют другие группы мышц. В речи исследователя, описывающего поведение, одна ЭДР может быть выражена одним глаголом. В качестве ЭДР лисицы обыкновенной фиксировались прямолинейные векторы передвижения особи (локомоция), маркировочная, ориентировочная реакция, челночный ход (ход «змейкой»), стереотип кормежки и, в частности, поимки добычи, перемена формы аллюра (рысь, галоп, следовая «дву¬четка» или предвижение «шаг-в-шаг»), начатая и прерванная животным попытка передвижения, ориентировочная, тергоровая и комфортная реакции, заход с грунта на валеж¬ник или спуск с возвышения на грунт, заскок на комель дерева, заход под снег и пере¬движение под ним, движение пустоледками, по деревьям и т. д. ЭДР, вызванные передвижением (локомоцией) и ориентировкой, а также реакции, составляющие кормовой поиск, складывают большую долю общей поведенческой активности животного.
Поведение животных в естественной среде обитания определяется особенностями среды обитания, включая сле¬ды других зверей, и состоянием особи, поведение которой изучается. Сюда относятся: видовая принадлежность особи, врожденные раз¬решаю¬щие способности рецепторов, индивидуальные особенности поведения (приобре¬тенные рефлексы и навыки, тип нервной системы), половая и возрас¬тная при¬надлежность, мотивация и контекст осуществляемого поведения, комплекс биосоциальных отношений, сложив¬шихся в популяции и биоценозе. Учету подлежат ЭДР зверей, отражающие их мотивационное состояние, а также воздействие на особь внешних стимулов, соответствующих её доминирующей мотивации. В действиях такого рода состоит простейшее, повторяющееся звено наблюдения. Параллельно с определением количества ЭДР, зоолог учитывает пройденное животным расстояние. Не всегда одному объекту внешней среды, воспринятому особью, соответствует одна ЭДР. Иногда животные продуцируют две-три и больше реакций на один объект. Числу элементарных реакций, порожденных восприятием одного объекта, соответствует промежуточный, суммируемый в дальнейшем показатель, который получил название ценность одного знакового объекта (Мозговой и др., 1998).
Количество ЭДР, проявленных на один внешний объект, как прочие особенности поведения, может быть проанализировано. Этот показатель свидетельствует о степени детализации животным характеристик объекта. Количество ЭДР, проявленных на один объект, свидетельствует о соответствии биологической мотивации внешним условиям (в частности, о потенциальной возможности данного объекта удовлетворить какие-либо потребности, актуальные на данный момент). Одновременно с подсчетом числа объектов определяется их функциональное качество. Так, объект может быть пищевым, ориентировочным, способствующим скрытному или более удобному передвижению. Тем самым уточняется функциональный характер реакции, которая, в свою очередь, может быть ориентировочной, локомоторной, пищевой, поисковой, пассивно- или активно оборонительной, подражательной, исследовательской, территориально-маркировочной, коммуникативной, комфортной. Пройдя по следам заранее определенную дистанцию, например, 1000 м, зоолог подсчитывает общее количество объектов, на которые животные ответили движением (анизотропность знакового поля), количество ЭДР, проявленных особью (напряженность поля, равную сумме ценностей отдельных объектов), и количество функциональных классов объектов, вызвавших ЭДР (величина поля) (Мозговой, Розенберг, 1992).
В поле производится аналитическая работа по соотнесению воспринятых особью знаковых объектов и ответных реакций. Если есть возможность, в соответствие ЭДР ставится внешний знаковый стимул – объект или событие среды, восприятие которого инициировало реакцию. Фактические данные, полученные разными исследователями, оказываются сопоставимыми при условии знания ими экологии изучаемого вида. Млекопитающие, обитающие в дикой природе, отвечают движением или переменой типа двигательной активности только на существенные для жизнедеятельности, значимые сигналы. Если обычная исследовательская мотивация не оказалась подавленной защитным или оборонительным поведением, животные реагируют на новые и необычные объекты. Протоколируя «рисунок» следов, можно определить, какие знак и поведенческая мотивация «руководили» активностью животного. Е.Н. Матюшкин утверждает, что «для верного прочтения следовых записей требуется своего рода переводной код, в основе которого – разбиение следовых цепочек на функционально неравнозначные отрезки и их систематизация. Тут необходимы, разумеется, и сведения о метках, лежках, вообще обо всем, с чем приходится сталкиваться при троплении» (Матюшкин, 2000, с. 415). В теории знакового поля таким «отрезкам следовых цепочек» аналогичны ЭДР.
Среди причин, определяющих поведение животного, в теории знакового поля наибольшим весом обладают восприятие знаковых стимулов и осуществление двигательной реакции в ответ на это восприятие.. С точки зрения рефлексологии, двигательный ответ особи на внешний сигнал, соотносится с характеристиками стимула (например, с интенсивностью раздражителя: пороговой или подпороговой). Особенность «знакового» подхода состоит в учете не физико-химических свойств знаков, а двигательных реакций животных на актуальные знаковые объекты.
Основания для семиотической концептуализации полученных данных
Определим, при каких условиях мы можем называть один объект знаком, а другой – его денотатом (означаемым). Воспользуемся примером. На краю дубравы лисица ориентирует свой жировочный челнок от одного ствола дерева к другому. Пустоты под корнями деревьев и прикомлевые дупла создают защитные условия для мышевидных грызунов, которые охотно заселяют эти естественные убежища или роют норы в разветвленных основаниях ствола. Известно, что «многие грызуны предпочитают устраивать убежища под защитой корней деревьев и пней. Не случайно именно здесь особенно часто наблюдаются глубокие порои барсуков и лисиц, охотившихся за грызунами» (Новиков, 1959, с. 96). В семиотической терминологии, ствол дерева является для мышкующей лисицы знаком грызуна, если после появления ствола дерева в поле рецепции лисицы опознание ствола дерева вызывает возбуждение образа грызуна и поисковое поведение. Для того, чтобы данный процесс имел место, необходимы два условия: ассоциативная связь образа ствола и образа грызуна, хранящаяся в памяти и получающая постоянное подкрепление успешной кормовой активностью, и мотивация к поиску пищи (возбуждение функций центра голода или хищнического рефлекса). Если лисица никогда не видела деревьев, то она все равно ориентирует свое пищедобывательное поведение от одного ствола дерева к другому, под воздействием поискового рефлекса (Слоним,1976). Образ ствола дерева для животных вида Vulpes vulpes обладает свойствами инстинктивного гештальта. Врожденный гештальт опознается до всякого опыта, поскольку в типовом стволе дерева имеются устойчивые признаки, названные Конрадом Лоренцом «релизерами», наличия которых достаточно для адекватного восприятия ствола дерева соответствующим образом. Многократно подкрепленная в онтогенезе ассоциация между образом ствола дерева и образом грызуна вызывает возбуждение образа грызуна при возбуждении образа дерева, несмотря на отсутствие реального грызуна в поле рецепции мышкующей лисицы. В реальности, изложенное выше представляет собой упрощение, поскольку лисица обычно мышкует против ветра. В этих условиях, запах или шум грызуна подкрепляют зрительный образ ствола дерева, усиливая ассоциативную связь знака и его денотата. Таким образом, ствол дерева является для мышкующей лисицы знаком грызуна, причем инстинкт и научение действуют в одном направлении, повышающем вероятность позитивного предпочтительного поведения: поискового, а не избегающего. Положительное пищевое подкрепление усиливает свойства ствола дерева как знакового объекта.
Таким образом, не процесс коммуникации, а мотивация и память, характерные для психики животных, выступают необходимым условием использования ими знаков. Знаковая деятельность людей социально нормирована, в то время как взаимодействие животных со средой обитания регулируется актуальными физиологическими потребностями и особенностями онтогенеза. Исследование материально зафиксированных в среде признаков знакового поведения решает проблему объективности.
Академик Ю.С. Степанов утверждает, что «значение в органической природе – это биологическая связь между организмом и внешней средой (включая связь между одним организмом и другими), основанная на соответствии «структурного плана организма» и его «внешнего мира». Животные обладают врожденной способностью узнавать важные для существования вида объекты. Узнавание происходит по небольшому количеству дифференциальных признаков, которыми животное отличает данный типовой ряд объектов. Это позволяет моделировать «стимул-объекты». Релизер становится «представителем всего явления, сигналом или знаком о нем» (Степанов, 1999).
Эквивалентом позволяющим определять различные объекты как знаки с идентичным значением, у животных является не только сходный зрительный, слуховой, тактильный или ольфакторный образ, но также биологическая функция, обычно реализуемая при восприятии данных объектов. С другой стороны, у каждого вида животных один и тот же сигнал, в разное время, может иметь достаточно разные значения (Панов, 2005). С точки зрения теории знакового поля, двигательный «ответ» особи, в первую очередь, соотносится со смысловой нагрузкой на ситуацию, то есть зависит от контекста реализуемой формы поведения. Под контекстом следует понимать адаптивное значение двигательной активности. Иными словами, животные, обладающие психикой (своеобразной способностью живых существ создавать адаптивные модели реальности), существуют не столько в мире стимулов, как они понимаются рефлексологами, сколько в мире значений, порождаемых при восприятии стимулов. Млекопитающие создают адаптивные модели взаимодействия с экосистемой, реализуемые в виде поведенческой активности, мотивированной биологической потребностью.
Известно, что обилие знаковых стимулов, поступающих из внешней среды и воздействующих на любой живой организм, превышает возможности двигательного ответа организма. Для сохранения жизнеспособности здесь играет интегративная деятельность нервной системы по избирательной фильтрации информации. Для животных характерно избирательное внимание, то есть специфичность реактивности на раздражители, контролируемая мотивационным состоянием особи. Из всего многообразия сигналов, поступающих на рецепторы, животные, в первую очередь, реагируют на те внешние стимулы, которые соответствуют их доминирующей мотивации (т. е. преобладающему намерению). Интересно, что последнее положение подчёркивал Н.П. Наумов с соавторами (Гольцман и др., 1977), в теории знакового поля его реализовали на практике. Кроме функционально значимых стимулов, животные обычно реагируют на новые стимулы, то есть распознают изменения, произошедшие в биотопах своего обитания.
Последовательность сигналов, формирующих знаковые поля, задается не только пространственными характеристиками среды. Эффект, вызвавший реакцию особи, не является результатом простого суммирования сигнальных воздействий, а выступает результатом интеграции сигналов, усложнённой «внутренним» настроем животного, его мотивацией, опытом, навыками, физиологическим состоянием и контекстом поведения. Сам процесс реализации поведения, его успешность и продолжительность, влияют на восприятие сигналов особью и корректирует дальнейшее поведение. Регистрация поведения в полевом журнале, проведенная с одновременным учётом показателей знакового поля (анизотропности, величины и напряженности), позволяет принимать во внимание перечисленные выше факторы.
Для хищных млекопитающих ведущим анализатором является обоняние. Тем не менее, на передвижение куньих и псовых влияют зрительные ориентиры. Это элементы растительности и микрорельефа, следы другой особи, свои ранее оставленные следы, тропинки и проселочные дороги, звуки, доносящиеся из-под сугробов: вспорхнувшая птица, упавший с дерева снег. Восприятие зрительных ориентиров, в отличие от ольфакторных свободно от условий погоды: направления ветра, влажности, температуры. Поэтому пахучие метки приурочиваются животными к зрительным ориентирам, что в большей мере обеспечивает аккумулятивную информационную функцию природной среды. Если задача изучения модальности восприятия не ставится, при сборе полевого материала можно специально не разделять оптический и ольфакторный каналы, так как биолог ориентируется на реакцию, проявленную в ответ на комплексное действие сигналов внешней среды.
Прямолинейные следы свидетельствует, что животное направля¬ется к объекту. При обработке полевого материала эти сведения могут исполь¬зоваться для определения чувствительности различных анализаторов. Если двигательная активность очевидно не ориентируется каким-либо объектом, следовая дорожка бывает извилистой (Мозговой, Розенберг, 1992). Иногда животные не реаги¬руют на хорошо заметные объекты. В полевом журнале это фиксируется отдельной статьей учета, поскольку через некоторое время причины необычного отсутствия реакции становятся очевидными. Реакция отсутствует, если животное реализует мотивацию, для которой внешние объекты временно не имеют значения (например, встревоженная особь уходит от опасности, игнорируя пищевые объекты или знаки кормового поведения других особей). Может наблюдаться явление суммации, когда знаки подпороговой интенсивности становятся сигналами, изменяющими поведение.
Заключение
Что дает семиотическое перекодирование понятий традиционной экологии? Обеспечивается осознание аксиом, ограничений и допущений. Появляется возможность рассматривать цепь рефлексов в их динамике. Становится возможным оперирование понятием «значение». Появляется возможность изучать знаки в их комплексном воздействии, то есть в знаковом поле. Применение понятия «знак» позволяет разграничить два вида значений, которыми обладают объекты и явления для животных: абстрактное, которое несут ресурсы и условия экологической ниши вида, и ситуативное, определяемое местом данного знака в ходе приспособительной активности. Знак, в мире животных, отсылает к иному объекту, причем референция не обязательно должна быть произведена другим участником коммуникативного процесса. Отсылка может принять разные формы: актуальной адаптивной активности, воспоминания о прошлой деятельности, ассоциированной с объектами подобного рода, игры, в которой встретиться с объектом ещё предстоит.

Литература
1. Владимирова Э.Д. Описание информационно-коммуникативных процессов в экосистемах с использованием семиотической терминологии // Вестн. Самарск. ун-та. Естественнонаучная сер. – Самара: Самарск. ун-т. 2001. № 2 (20). С. 163-177.
2. Гольцман М.Е., Наумов Н.П., Никольский А.А., Овсянников Н.Г., Пасхина Н.М., Смирин В.М. Социальное поведение большой песчанки (Rhombomys opimus Licht.) // По¬ведение млекопитающих. М.: Наука, 1977. С. 5 – 69.
3. Краткий психологический словарь. М.: Изд-во полит. литературы. 1985. – 431 с.
4. Леонтьев А.Н. Философия психологии. М.: Изд-во МГУ, 1994. – 228 с.
5. Матюшкин Е.Н. Следы и метод тропления в изучении крупных хищных млекопитающих // Зоол. журнал. 2000. Т 79. № 4. С. 412-429.
6. Мельников Г.П. Системология и языковые аспекты кибернетики. М.: Сов. радио, 1978. – 152 с.
7. Мозговой Д.П., Розенберг Г.С. Сигнальное биологическое поле млекопитающих: теория и практика полевых исследований. – Самара: Самарский ун-т, 1992. – 119 с.
8. Моррис Ч. Основания теории знаков // Семиотика. – М.: Радуга, 1983. С. 37-89.
9. Наумов Н.П. Биологические (сигнальные) поля и их значение в жизни млекопитающих // Успехи современной териологии. – М.: Наука, 1977. С. 93-108.
10. Никитин М.В. Предел семиотики // Вопросы языкознания, 1997. № 1. С. 3 – 14.
11. Новиков Г.А. Экология зверей и птиц лесостепных дубрав. – Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1959. – 352 с.
12. Панов Е.Н. Знаки, символы, языки. Коммуникация в царстве животных и в мире людей. М.: КМК Scientific Press. 2005. - 496 c.
13. Севастьянов О.Ф. Видоспецифичные механизмы референции // Поведение животных и человека: сходство и различия. Пущино: НЦБИАН. 1989. C. 142-164.
14. Симкин Г.Н. Современные проблемы зоосемиотики // Групповое поведение животных. – М.: Наука. 1976. С. 334-338.
15. Слоним А.Д. Среда и поведение. Л.: Наука, 1976. – 211 с.
16. Советский энциклопедический словарь. Гл. ред. А.М. Прохоров. М.: Сов. Энциклопедия, 1984. – 1600 с.
17. Степанов Ю.С. Структура современной семиотики и ее основные понятия // Язык как знаковая система особого рода. М.: Наука, 1967. С. 2-78.
18. Степанов Ю.С. Семиотика. М.: Наука. 1971. – 85 с.
19. Степанов Ю.С. Программы и учебный план. Семиотика. 1999. fsc2.philol.msu.ru/data/programs/otipl.pdf
20. Buhler K. Sprachtheorie. Die Darstellungsfunktion der Sprache. Gustav Fischer Verlag. Stuttgart., 1965. – 528 S.
21. Gardner R.A., Gardner B.T. Teaching sign language to a chimpanzee // Science, 165.1969. P. 664-672.
22. Morris Ch. Writings on the General Theory of Signs. Mouton and Co. Publishers, The Hague-Paris. 1971. P. 401-414.
23. Peirce, Ch. S. Logical Foundations of the Theory of Signs. Harvard University Press, 1931-1958, Dover publications, P. 3 – 216.
24. Vladimirova E., Mozgovoy J. Sign Field Theory and Tracking Techniques Used in Studies of Small Carnivorous Mammals // Evolution and Cognition. – Vienna: Publ. by K. Lorenz Inst., Vienna Univ. Press. 2003. Vol. 9. № 1. P. 73-89.