Сибирский государственный медицинский университет, г. Томск

На исходе средневековья и вплоть до ХУШ века в европейской культуре процедуры анатомирования пользовались широким вниманием общества. Болезнь и смерть носили «прирученный» характер. В «Мнимом больном» у Мольера герой приглашает свою невесту в качестве первого совместного развлечения посетить вскрытие женского трупа. Изъятие патологии из стихии повседневности и помещение ее в специализированные условия будет делом будущего.
Анатомические театры были распространены в Италии и Нидерландах, реже в Англии и Франции. Самые знаменитые анатомические театры находились в Нидерландах: с 1597 года в Лейдене, 1614 – Дельфте, 1619 – Амстердаме. Самым посещаемым местом анатомических вскрытий в Париже был Жарден дю Руа (Королевский Сад). Публичные анатомические уроки посещало 400–500 человек одновременно.
Архитектурно анатомические театры различались между собой. Это были амфитеатры, позволяющие зрителям наблюдать за происходящим у анатомического стола со всех сторон. Вплоть до конца XVIII века господствующей была модель круглой формы, напоминающая Колизей.
Наиболее удачно были организованы голландские анатомические театры, которые действовали круглый год. Когда в них не было вскрытий, ученые проводили здесь свои собрания, обсуждали новые открытия и эксперименты. В них имелась научная библиотека, был открыт кабинет естественной истории. Нередко там же демонстрировались художественные коллекции.
Вскрытия тел проходили в зимнее время года и растягивались на несколько дней. С учетом того, что рассечения человеческих тел сопровождались еще и экспериментами с животными, счет времени представления мог идти уже на недели. Анатомирование было изощренной церемонией, в которую были вовлечены сотни людей. Действо предварялось процессией медицинского факультета, которую продолжало шествие отцов города, светских и церковных властей. В старом лондонском театре представление заканчивалось общим пиром. Нередко богатые и знатные европейцы, совершавшие путешествие по городам Нидерландов и Италии, всем прочим достопримечательностям предпочитали анатомические театры.
Центром всех представлений было рассекаемое на части тело, вокруг которого разворачивалась странная игра. Это хорошо видно на картине Рембрандта «Урок анатомии доктора Тюльпа» (1632). При этом взгляд, который выражает художник, характеризует господствующие воззрения эпохи.
Композиция картины Рембрандта проста. В центре лежит мертвое тело, лицо которого скрыто в тени. Вокруг него расположились семь хирургов, включая самого Николаса Тюльпа. Один из слушающих держит в руках книгу. Книга как символ авторитетных знаний, оставленных прошлым, показывает, что публичная анатомия далека от нужд медицинской практики. Мертвое тело ничего не говорит собравшимся медикам, во всяком случае, они не читают его. Почти все критики сходятся в том, что труп вздут, плохо построен и недостаточно проработан. Во-первых, кроме дряблости и мертвенной белизны тканей, в этом теле нет ничего от мертвеца, ни красоты, ни безобразия, никаких характерных или вызывающих ужас черт; художник смотрел на него равнодушным, рассеянным взглядом. Труп – это попросту эффект мертвенно-бледного света в чёрной комнате. Лица всех присутствующих освещены и обращены взглядами прочь от мертвого тела. Тень обозначает смерть и зло, свет – это свет разума, символ разумной власти. Тюльп произносит свою лекцию не с кафедры, как это было принято в анатомических театрах, а расположившись непосредственно у мертвого тела. Он разрезает не брюшную полость, а руку. «Рука воспринималась в качестве символа божьей мудрости, потому как знать руку – значит знать Бога»[2]. Доктор Тюльп, подобно многим своим современникам из числа анатомов, находился под влиянием Андрея Лаурентиса (1558 –1609), для которого всякий урок анатомии имел прежде всего моральную цель, а именно – инструкцию о том, как лучше всего познать мудрое в самом себе. Для Рембрандта, как и для многих его современников из XVII века урок анатомии – это урок благочестия. Поэтому анатомический театр выступает здесь орудием воспитания, внушения идеи о бренности всего земного. «Мы рождены, чтобы умереть», «Мы – пыль и тени» - такие нравоучительные надписи украшали полотна художников, выставленные в переходах между галереями в театре.
Урок анатомии для массовой аудитории был одновременно и уроком всемогущества светской власти над смертью людей. Начиная с XVI столетия, возможности передачи тела преступников для их посмертного вскрытия и вивисекции значительно расширилась.
В Италии и Нидерландах с их городскими республиками власти направляли в анатомические театры трупы тех, кто не являлся гражданами городов. Труп непременно должен был обладать приятными эстетическими чертами и не быть знатного происхождения. Предоставляя анатомам трупы преступников и умерших бродяг, светские власти проводили свою карательную политику: «Ремесло анатома здесь соединялось с искусством палача, стоящего на защите правительственных интересов»[1].
Эра публичных анатомических театров была достаточно долгой. В Италии и Нидерландах она охватила около четырех столетий – с XIV по XVIII. Но пик их популярности приходится на XVII век. Именно в это время они расширяются в архитектурном плане, их посещает широкая общественность, светские власти проявляют заботу об их содержании. Анатомические театры дают представления, смысл которых не всегда однозначен. Проводимые в них уроки почти не отвечают исследовательским целям науки, но внушают мысль о бренности индивидуальной жизни и о всемогуществе власти над смертью ее врагов.
Образы смерти неизменно присутствовали в сознании самых различных групп общества. С XV века художников постоянно приглашали на анатомические занятия. Это имело чисто практический смысл: новые учебники по анатомии требовали хороших иллюстраций, и их качество непрерывно возрастало. Поэтому уже в XVI веке «анатомическая» живопись и графика могли бы вполне считаться самостоятельным жанром в изобразительном искусстве. Некоторые художники сами проводили вскрытия: таков опыт Леонардо да Винчи.
Все публичные анатомические представления происходили зимой, обычно в дни карнавала, Рождества или Великого поста. В это время года их наполняла широкая публика из городских низов. «Стремясь поддержать престиж университетов, городские власти поддерживали интерес общественности к публичным анатомическим опытам, хотя университетская профессура относилась к этому без особого энтузиазма»[1]. На скамьях театров появлялись ряженые, во время рассечения мог звучать нескромный смех.
Момент связи между анатомированием и карнавализацией жизни помогают понять идеи М. Бахтина. В народном сознании идея единства жизни и смерти была определяющей. «Переживая те же чувства, что и от зрелища публичных казней, зрелища повешенных преступников и бродяг, публика питала в себе внутреннюю веру в бессилие смерти над жизнью. Ежегодная круговерть карнавала поддерживала эту уверенность в круговороте, совершаемом самим мирозданием. Нескромный смех ряженых в анатомическом театре, видимо, был подтверждением этой народной уверенности»[1].

Список литературы:
1. Михель, Д. В. Власть, знание и мёртвое тело: историко-антропологический анализ анатомических практик на западе в эпоху ранней современности / Д. В. Михель // Логос. ? 2003. ? № 4?5 (39). ? С. 219?233.
2. Лебедев, В. А. Рембрандт. Стенограмма публичной лекции, прочитанной в Москве / Лебедев В. А. ? М. : Знание, 1956. – 23 с.
3. Пытель, А. Я. Боль, пришедшая из глубины веков (К 375-летию со дня рождения Рембрандта) / А. Я. Пытель // Советская медицина. – 1980. – № 12. – С. 98?99.