Владивостокский государственный медицинский университет (г. Владивосток)
Эта работа опубликована в сборнике научных трудов «Актуальные проблемы биологии, медицины и экологии» (2004 год, выпуск 1), под редакцией проф., д.м.н. Ильинских Н.Н. Посмотреть титульный лист сборника
Аннотация
В настоящее время большое внимание уделяется роли оксида азота (NO) в развитии различных патологических состояний у человека. Отсутствие электрического заряда и небольшие размеры молекулы NO позволяют ей легко проникать через мембрану родительской клетки и попадать в клетку-мишень, где она может оказывать прямое цитотоксическое или цитопатическое действие, а также участвовать в регуляции биохимических процессов в клетке. Известно, что гиперсекреция фактора некроза опухоли – α (ФНО-α) и интерлейкина-1α (ИЛ-1α) в период обострения хронического гепатита С запускает механизмы окислительного стресса в клетке, что определяет их участие в модуляции нитроксидергического обмена в печени.
Введение
Выяснение функциональной роли молекулы оксида азота в жизнедеятельности гепатоцитов и других клеток печени представляется особенно актуальным в виду того, что индукция NO в печени является многоступенчатым процессом со сложным уровнем регуляции, механизмы которого окончательно не изучены. Рядом исследователей доказана регуляторная функция NO в изменении метаболизма в гепатоцитах и предложена модель влияния нитроксидергии на жизнеспособность печеночных клеток при заболеваниях данного органа [4]. При этом первоначально констатировали цитопротективную роль NO в отношении гепатоцитов. В последнее время большинство исследований посвящено изучению роли NO в процессах апоптоза в печени [1,11]. Результаты экспериментальных работ показали ингибирующую роль NO по отношению к семейству белков – каспаза-3, участвующих в регуляции апоптического процесса в печеночных клетках [3,5]. Цитолитическая и проапоптическая активность NO и его метаболитов зависит от уровня экспрессии NO в клетке. Так, низкие концентрации нитроксид-радикала защищают печеночную клетку, в то время как высокие уровни NO, напротив, способствуют развитию окислительного стресса в гепатоцитах [7,12]. Ряд авторов связывают усиление продукции NO с повреждением печени, в то время как другие исследователи высказываются о протективной роли этой молекулы при клеточной гибели [6,8]. Считается, что при HCV инфекции в ответ на воздействие ФНО-α и ИЛ-1α клетки Купфера и сами гепатоциты увеличивают объем выработки индуцибельной NO-синтазы, что приводит к изменению характера нитрооксидергического воздействия на печень [2,7]. При этом образование оксида азота может возрастать в десятки и сотни раз, и нитрооксид-радикалы становятся токсичными для клеток печени [11,12]. Гиперпродукция NO при вирусном поражении печени прямо ингибирует жизненно важные ферменты в клетках данного органа (НАДН-убихиноноксидоредуктаза) и вызывает их гибель. При гепатотропных инфекциях в результате взаимодействия больших количеств NO с молекулярным кислородом образуются окислы азота, которые участвуют в деградации ДНК-лигазы, необходимой для восстановления целостности генома гепатоцитов. Молекулы оксида азота реагируют со свободными радикалами, которые в избытке образуются при вирусном поражении печени, что сопровождается образованием большого количества пероксинитрита, высокотоксичного в отношении гепатоцитов. Пероксинитрит индуцирует процессы перекисного окисления липидов в клеточной мембране и вызывает однонитевые разрывы в ДНК. Повреждение клеток пероксинитритом может происходить за счет расщепления АТФ или ингибирования митохондриального дыхания [9,10]. При исследовании роли NO в патогенезе HCV инфекции также показано, что уровень нитрооксидемии у данных больных напрямую сопряжен с величиной репликативного потенциала [10,11].
Цель настоящей работы состояла в изучении содержания локального уровня провоспалительных цитокинов (ФНО-α и ИЛ-1α) и стабильных метаболитов оксида азота (нитратов и нитритов) в супернатантах гомогенизатов биоптатов печени у больных с хроническим вирусным гепатитом С (ХВГС).
Материал и методы
Обследование проведено у 12 больных с хронической НСV инфекцией в период обострения и у 5 здоровых лиц. Среди обследованных все были лицами мужского пола в возрасте от 19 до 33 лет. Диагноз хронического вирусного гепатита С верифицирован наличием маркеров к HCV инфекции иммуноферментным методом выявления антител и методом полимеразной цепной реакции определением в крови HCV-RNA (НИИ физико-химической медицины, НПО «Литех»). При этом у всех пациентов активность аланинаминотрансферазы находилась в пределах 3-6 норм. Образцы ткани получали методом чрескожной пункционной биопсии печени под контролем УЗИ. Оценку активности патологического процесса в печени осуществляли в соответствии с международной классификацией, для чего определяли индекс гистологической активности (ИГА) и гистологический индекс склероза (ГИС). В зависимости от значения ИГА 7 пациентам был поставлен диагноз хронического активного гепатита (ХАГ) с минимальной активностью (ИГА от 1 до 3) и 5 – ХАГ со слабовыраженной активностью (ИГА от 4 до 8). Морфологический анализ гистологических прапаратов показал, что у 8 пациентов наблюдался слабовыраженный перипортальный фиброз (ГИС=1) и у 4 – фиброз отсутствовал (ГИС=0).
Исследование уровней цитокинов проводили методом твердофазного ИФА с помощью диагностических наборов (R&D Diagnostics Inc., USA) с чувствительностью 1 пг/мл. Уровень метаболитов оксида азота определяли непрямым методом по Емченко Н.Е. и др. (1994) с последующим фотоколориметрическим исследованием при длине волны в 450 нм.
Результаты исследования и их обсуждение.
Проведенные исследования показали, что локальный уровень содержания ФНО-α и ИЛ-1α был высоким у больных с обострением ХВГС по сравнению со здоровыми (155,36 ±12,8 пг/мл против 25,77±8,3 пг/мл и 67,43±2,26 пг/мл против 16,41±2,9 пг/мл соответственно, при Р<0,01). Увеличение показателей локальных ФНО-α и ИЛ-1α, на наш взгляд, обусловлено реакцией системного ответа организма на хронический инфекционный процесс, а также местными изменениями воспалительных и иммунных реакций. При этом повреждающие эффекты ФНО-α реализуются через индукцию апоптоза клеток-мишеней. Локальные эффекты ИЛ-1α выражаются в усилении воспалительных реакций, а на поздних стадиях воспаления он вызывает образование простагландинов Е-2 и коллагеназ, увеличивает дегрануляцию клеток, вызывает адгезию лейкоцитов, увеличивает прокоагулянтную активность, способствует выделению фактора активации тромбоцитов. По-видимому, на определенном этапе патологического процесса функции ИЛ-1α направлены на процессы локализации и разрешения тканевых поражений, однако персистирование инфекционного агента приводит к хронической продукции местного ИЛ-1α, что обусловливает возникновение патологических процессов, ведущих к деструкции органов и тканей с нарушением их функций. Это является следствием дисбаланса цитокиновой системы.
Средний уровень метаболитов оксида азота в биоптатах печени у больных ХВГС в репликативную фазу составил 34,0±4,1 мкМ/л, что существенно превышало его показатели у здоровых лиц (1,4±0,2 мкМ/л, Р<0,05). Выявлены коррелятивные связи уровня активности патологического процесса (гепатоспленомегалия, цитолиз) с уровнем нитроксидэмии. Учитывая многообразие биологических процессов, обусловленных оксидом азота в печени, усиливая или подавляя синтез NO в этом органе можно, по-видимому, влиять на ход патологических процессов при вирусных гепатитах, что может быть использовано в тактике патогенетической терапии и контроле эффективности лечения.
Таким образом, изучение NO как эндогенного соединения, выполняющего функции посредника в межклеточных взаимодействиях и цитотоксического эффектора иммунологической защиты организма, позволяет прояснить важные проблемы, касающиеся механизмов патогенеза инфекции на разных стадиях (инвазии, латентного состояния, репликации и прогрессии), а также позволяет надеяться на успешное использование новых знаний в целях разработки более эффективных антипатогенных терапевтических стратегий.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Бондаренко В.И., Виноградов Н.А., Махаев В.В. // Журн. Микробиол. – 1999. - №5. – С. 61-67.
2. Маянский А.Н., Маянский Н.А., Абаджиди М.А., Заславская М.И. // Журн. Микробиол. – 1997. - №2. – С. 88-94.
3. Меньшиков Е.Б., Зенков Н.К., Реутов В.П. // Биохимия. – 2000. – Т. 65, №4. – С. 485-503.
4. Недоспасов А.А. // Там же. – 1998. – Т. 63, вып. 7. – С. 881-904.
5. Робинсон М.В., Труфакин В.А. // Успехи соврем. биол. – 1999. – Т. 119, №4. – С. 359-367.
6. Тронов В.А. // Цитология. – 1999. – Т. 41, №5. – С. 405-409.
7. Arteel G., Kadiiska M.B., Rusyn I. et al. // Mol. Pharmacol. – 1999. – Vol. 55, N 4. – P. 708-715.
8. McBride A., Brown G. // Biochem. Soc. Trans. – 1997. – Vol. 25, N 3. – P. 409.
9. Moriyama A., Masumoto A. et al. // Am. J. Gastroenterol. – 1997. – Vol. 92, N 9. – P. 1520-1523.
10. Peralta C., Prats N., Xaus C. et. al. // Hepatology. – 1999. – Vol. 30, N 6. – P. 1481-1491.
11. Que F.G., Gores G.J., // Gastroenterology. – 1996. – Vol. 110. – P. 1238-1243.
12. Szabo C. // Biochem. Soc. Trans. – 1997. – Vol. 25, N 3. – P. 919-924.