Эта работа опубликована в сборнике научных трудов «Естествознание и гуманизм» (2006 год, Том 3, выпуск 1), под редакцией проф., д.б.н. Ильинских Н.Н. Посмотреть титульный лист сборника

    «Прочел я вашу рукопись с жадностью и наслаждением духа, посвятил этому чтению всю ночь и часть утра. Проект ваш я принимаю безусловно и без всяких разговоров… Ваш проект есть первое движение вперед человеческого духа по пути Христову. Я, со своей стороны, могу только признать вас своим учителем и отцом духовным».
    Это отрывок из письма Владимира Соловьева человеку, который был настолько беден, что жил в маленькой убогой квартирке и питался чрезмерно скудно – лишь изредка позволяя себе мясное. Человеку, который, по сути, никогда не имел настоящей семьи и настоящих родителей. Библиотекарю, фамилией которого была фамилия его крестного отца. Но, библиотекарю, который поработил самые передовые литературные и философские умы России того времени – при жизни почти не издававшись. Святой, Старец, Русский Сократ. Лев Толстой говорил, что гордиться, что живет в одно время с таким человеком; Достоевский даже разбирал некоторые его мысли в финальном, гениальном  своем произведении «Братья Карамазовы». Николай Федорович Федоров…
    Чрезвычайно экстраординарный, интереснейший мыслитель, хотя творчество его еще недостаточно изучено. Следует, прежде всего, отметить, что особое положение в исканиях Федорова занимают тема жизни и, как противоположность – смерти.
    Федоров говорил: «В настоящее время дело заключается в том, чтобы найти, наконец, потерянный смысл жизни, понять цель, для которой существует человек, и устроить жизнь сообразно с ней. И тогда сама собой уничтожится вся путаница, вся бессмыслица современной жизни». В этих словах проявляется уверенность, оптимистическая уверенность в силе разума – если человек поймет цель, значит, проблемы исчезнут сами собой. Эдакая «просвещенская» вера. Несколько сомнительно для выдающегося мыслителя, не правда ли? Даже Бердяев отметил, что Федоров проявляет некоторое нечувствие силы зла в мире. Он не был прав: «русский Сократ» чувствовал и понимал. Полное  понимание этой фразы у нас возникнет лишь при более близком знакомстве с гносеологией старца.
    Итак, по Федорову от понимания смысла идеи необходимо перейти к ее осуществлению. «К истории нужно относиться не объективно, т.е. безучастно, не субъективно, т.е. с внутренним лишь сочувствием, а проективно». Идея не субъективна и не объективна – она проективна. Вот основной гносеологический закон Федорова. И именно философам и разного рода мыслителям он бросает упрек – «они придают большее значение мысли, чем действию», и затем говорит, может быть, даже несколько крамольную фразу – «мы присутствуем при смерти философии». Лишь созерцая, мы ставим себя в рабское положение перед современным социальным строем и природой. Необходимо подвергать критике всякое «преклонение перед естественным». Особенно в случае с природой: природа ищет в человеке хозяина – «Космос нуждается в разуме, чтобы быть космосом, а не хаосом», природу в теперешнем ее состоянии  в полном смысле даже нельзя признать произведением Бога – «ибо в ней предначертания Творца частию еще не выполнены, а частию даже искажены». Мы должны творить и править вселенной – «наша жизнь – акт эстетического творчества». Мы должны спасать природу от энтропии, хаоса, беспорядка, а не слепо следовать ее несовершенным указаниям. Интересно то, что Федоров связывает отвлеченность и бездейственность науки и философии с первородным грехом. Вообще ему характерна в отношении христианства некоторая синусоида: то максимально приближен, то вновь отдален. Старец не считает эту ситуацию непоправимой – восстановление внутренней связи мысли и действия по силам самих людей, если только они до конца поймут болезнь своего духа. Христос искупил грехи людей и дело за нами – Он подал пример, а уж мы должны его принять и следовать ему, то есть, выражаясь философским языком, со времен Христа сила спасения уже всецело имманентна миру. Евангелие для него не просто благовестие – это программа, программа для действия. Итак, если мысль и бытие не тождественны – это значит, что мысли не осуществена, а она должна быть осуществлена. «Сего ради и создан человек».
     Изучая творчество Николая Федоровича, становится ясным, что всю жизнь его мучили, язвили его душу два чувства. Первое из них – это чувство людской разобщенности, небратства, отсутствие теплых отношений между людьми. Второе чувство, не менее острое и трагическое, чем первое, чувство смертности, невозможность забыть тех, кто уже никогда к нам не вернется. Для него невозможно не думать о том, что в людских отношениях нет братства – лишь холодная отчужденность, то же царит в отношении к покойным. В сущности, это две грани одной и той же центральной идеи  - замыкание каждого в самом себе, в отдалении себя от живых и от умерших.
Федоров дает потрясающий ответ: «Жить нужно не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а со всеми и для всех». Это ключевая его мысль в отношении жизни: ему нужны все – и живые и мертвые – иными словами, ему нужна та полнота бытия, которая входит в его понятие Царства Божия. Федоров испытывает глубочайшее отвращение к тому, что все как-то примирились, что Царствия Божего нет в мире.
     Нет братства в мире. «Свобода выполнять свои прихоти и завистливые искания равенства не могут привести к братству: только любовь приводит к братству». Крайнее развитие личности, разделение занятий привели людей к внутренней разобщенности. «Современная цивилизация пришла к тому, что все предсказанное, как бедствие, при начале конца – под видом революции, оппозиции, полемики, вообще борьбы стало считаться условием прогресса». Нравственность в современном мире есть лишь утилитарная или купеческая нравственность. «Небратство коренится в капризах».
    Но не стоит упускать и еще очень важную деталь, ведь природа и человек также находятся в «неродственных отношениях». Живое приносится в жертву неживому. Природа слепа в отношении нас. Нельзя отделять антропологию от космологии – человек призван покорить эту адскую силу. И здесь, на пути преодоления всех трудностей и поставленных задач стоит последний враг – человеческая смерть. В раскрытии этой темы вся трагичность ощущений и оригинальность мышления Русского Сократа достигают своего апофеоза. Он бьется над проблемой смертности и находит утешение в идеях о воскрешении. Он непримирим со смертью, и напряженность в этом чувстве открыла ему глаза на то, что смертность должна быть активно преодолена. Ужасно как примирение людей к небратству среди живых, так и примирение и халатность по отношению к тому, что мертвые ушли от нас навсегда. Раз ставши на эту калею, Федоров с нее уже не сойдет до конца своей жизни. Он пишет: «Тот не достоин жизни и свободы, кто не возвратил жизнь тем, от коих ее получил». Смерть – это торжество слепой силы, а наша задача – ее обуздать. Здесь очередной виток синусоиды и очередное отношение к христианской идее. Старец верит в  идею трансцендентного воскрешения, но, согласно христианской традиции, при таком воскрешении после суда, некоторые вернутся в полном смысле этого слова, а некоторые обречены будут на вечные муки, ему же нужны все, абсолютно все, что возможно при имманентном воскрешении.
   Но дальше, при описании средств управления смертью и природой, утопические мысли его не знают границ: он мечтает об управлении всемирной силой тяготения, галактиками, метеорологическими условиями, движениями планет, управлении атомами и молекулами, говорит о замене рождения воскрешением.
   Таким образом, мы можем одновременно воплотить две идеи: ликвидировать небратство и воскресить умерших -  путем вселенского соучастия людей в деле воскрешения мертвых. При этом такие положения, при которых неизбежно причинять то или иное зло  станут невозможными при объединении всех живущих в деле воскрешения все умерших.
   И тут Флоровский и Соловьев бросают ему совершенно справедливый вопрос: а не будет ли это воскрешение воскрешением трупов? Не пахнет ли это некромантией? Ведь это будет просто физическое воскрешение, не более того.
Конечно, сам Федоров давал множественные поводы к такого рода вопросам. Почему, например, его не интересует личность в частности, а лишь общество в целом? Кто же все-таки рождается и умирает: тело или человек? Почему он не печатал свои мысли, ведь образованное общество того времени приняло бы их «как за свои», оно было даже слишком реактивным?
   Дух утопизма вообще веет над русской мыслью: непреодолима тяга сочетать идеал и реальность.
   В декабре 1903 года Федоров заболел воспаление легких и скончался. Но даже спустя сотни после его гибели, в высокоразвитых обществах идеи вечной жизни и воскресения будут рассматриваться, а поэтическое вдохновение все также будут искать вблизи могил.

Литература:
1.    Федоров Н.Ф. Философия общего дела, т.1,2. М.-Аст., 2003
2.    Прот. В.В. Зеньковский История русской философии, Париж, YMCA, 1948
3.    Прот. Г.Флоровский Пути русского богословия, М., 2002