Эта работа опубликована в сборнике научных трудов «Естествознание и гуманизм» (2005 год, Том 2, выпуск 5), под редакцией проф., д.б.н. Ильинских Н.Н. Посмотреть титульный лист сборника

Агрессивность, насилие, страх и терроризм – предметы в первую очередь социологии и психологии, так как при их проявлении мы имеем дело с установками и поведением отдельного человека и межличностными отношениями (изучаемыми психологией), а также поведением в группах и отношением между группами (изучаемыми социологией). Тем не менее, те алгоритмы агрессивного или жестокого поведения, которые существуют в обществе, отражаются в языке, проявляясь не только (а в цивилизованном обществе не столько) через физические действия, но, главным образом, через вербальное поведение, что, в свою очередь, фиксируется и остается в языке.
Изучение агрессии – в том числе выражаемой в языке и через язык – важно в ее связи с насилием, запугиванием, жестокостью и, в конечном итоге, террором и терроризмом. Последние два понятия коренным образом повлияли на современное общество: сегодня мы не только постоянно получаем информацию о новых терактах из новостей, но можем даже испытывать последствия террористических действий в собственной жизни. Считается, что непосредственно связанными с террором понятиями являются «агрессия» и «насилие».
Существует несколько точек зрения на агрессивность, как, впрочем, и на насилие: «Насилие прони¬зывает бытие человека... Эпическими поэтами оно воспето как свидетельство мужской доблести, пророки и моралисты осудили его, а все прочие притерпелись к нему как к одной из стихийных опасностей в человеческой жизни» [2]. В данной статье мы рассмотрим определение терроризма, выделим отличительные признаки и взаимосвязи понятий «агрессия», «насилие», «страх» и проследим, как и при помощи каких средств модель агрессии воссоздается в языке. Таким образом, мы попытаемся наметить подходы к концептуальному анализу указанных понятий, для чего нам необходимо обратиться не только к языковому материалу (а на данном этапе работы он ограничен данными лексикографических источников), но и к определениям из смежных отраслей гуманитарных наук, отражающим современные представления специалистов об этих явлениях.
На сегодняшний день наиболее яркими и часто встречаемыми из перечисленных выше понятий являются «терроризм» и «террор». В нашем анализе мы используем материал английского языка, поскольку в этом языке (среди прочих западноевропейских) лексические единицы “terrorism, terrorist, terrorize” не подверглись деэтимологизации, сохранив тесные связи с исходными значениями. Само слово “террор/terror” относится к интернациональным и имеет общий латинский источник (terror, ōris m), однако в русский язык оно заимствовано из французского [3]. Заметим, что в этимологических словарях русского языка эта лексическая единица не описана.
Толковые словари английского языка относят появление и распространение лексемы “terrorism” (и устойчивого сочетания “reign of terror”) в английском языке к рубежу XVIII-XIX вв., т.е. к годам непосредственно следовавшим за Великой французской революцией, в результате событий которой слово «terror» и его производные в различных языках получают именно «политическое» значение. Слова «terrorism, terrorist» становятся политическими терминами, обозначающими крайние методы политической борьбы, отстаивания своих взглядов, характерные, как правило, для маргинальных, революционных группировок, лишенных других средств достижения своих целей. Ср. дефиницию к слову “terrorist” из словаря Oxford Shorter English Dictionary: ‘1 b Any one who attempts to further his views by a system of coercive intimidation; spec. applied to members of one of the extreme revolutionary societies in Russia’ [6].     
Существуют различные подходы к определению терроризма. У. Лакер приводит следующее определение: «незаконное использование силы против невиновных людей для достижения политических целей» [4].
Разложим это определение на составляющие и добавим те компоненты, которые не вошли в вышеуказанное определение Лакера и, в то же время, необходимы для более точного определения терроризма.
Итак, исходя из определения У. Лакера, компонентами определения понятия «терроризм» являются следующие: «незаконное использование силы» + «политическая мотивированность» + «жертвы» (невиновные люди).
Однако такое определение кажется нам чересчур упрощенным; оно не дает возможность отграничить некоторые сходные понятия. Например, согласно этому определению, в случае если правительство использует силу против оппоизиционно настроенных демонстрантов, это также можно назвать терроризмом, чем, конечно же, такое использование силы не является. Приведенное выше определение представляет, прежде всего, злонамеренные политические силы – включающие в себя и оппозицию, и радикальные группировки, и злонамеренно настроенные силы внутри основного политического течения, контролирующего политическую арену. Это, по нашему мнению, говорит о злонамеренности, но не обязательно о терроризме как таковом.
Можно говорить о складывающейся проблеме с понятием «терроризм»: претендуя на статус термина, понятие «терроризм» стало модным и теперь используется по всякому поводу, независимо от того, соответствует ли оно конкретной ситуации или нет. Но существуют и смежные понятия. Например, если какие-либо политические силы (преимущественно влиятельные) проводят политику, направленную на уничтожение определенной группы населения, это называется геноцидом, а не терроризмом. Захват власти одной политической группировкой с одновременным смещением другой является революцией (если это отражает волю большинства населения), мятежом, путчем, и пр., но никак не терроризмом и не террористическими действиями.
Говоря о политических силах, необходимо указать здесь на необходимость наличия компонента «группа-меньшинство»: например, геноцид производится правящей элитой, а незаконные или неправильные действия официального правительства обычно объясняются не злонамеренностью, а равнодушием или некомпетентностью. «Группа-меньшинство» также является маргинальной группой, отстраненной (или самоустранившейся) от участия в законном политическом или общественном процессе по разным причинам (преимущественно используемая философия и/или методы – т.е. ее радикализм).
В поисках более полного определения понятия филолог обращается к словарным дефинициям и взаимосвязям слов в лексической системе языка, что может помочь в раскрытии глубинного содержания этого понятия, поскольку язык, как известно, хранит в своих категориях и единицах результаты длительной и тщательной переработки опыта языкового коллектива. Новые значения лексических единиц “terror” и “terrorism”, которые интересуют нас в настоящей работе, относительно «молоды», и тем не менее лингвистический анализ позволяет рассмотреть всю систему связей внутри содержательной структуры слова, отталкиваясь от первичных его значений.
Так, анализ словарных дефиниций дает нам базовый компонент этих лексических единиц “fear” и ряд связанных с ним: “violence”, “intension”, “intimidation”, “purpose”, “coercion”. Террор, действия террористов характеризуются систематичностью, направленностью на определенный результат, принуждением противников к определенным действиям (“… in order to intimidate a population or government into granting their demands” [8]). Эти подготовленные акции нацелены на достижения (незаконной) власти, манипуляций обществом, в том числе и на уровне его духовных ценностей. Действия террористов нарушают нормальное течение жизни, вызывая деструктивные эмоции беспокойства (“anxiety”) и страха (“dread, fright, awe”).   
Необходимо также более пристально посмотреть на компонент «жертва». В данном определении говорится о невиновных людях, против которых используется сила для достижения политических целей. Сущность данного вопроса раскрывается при обсуждении следующих особенностей.  
Во-первых, сами террористы могут рассматривать этих людей как виновных – ср., например, израильско-палестинский конфликт и последующие взрывы в общественных местах, устроенные арабскими смертниками. С точки зрения совершающего взрыв (или направляющих этого человека к месту будущего взрыва), те, кого мы, согласно определению, называем «жертвами», по его убеждению являются виновниками и должны получить наказание. Это наказание может представлять из себя непосредственное уничтожение, но чаще всего такое наказание направлено на сеяние страха, паники, неуверенности в своем правительстве, в завтрашнем дне – то есть,  имеет смысл говорить о «цели» и о двух видах «жертв» как компонентах определения понятия «терроризм».
Так, на первый взгляд, уничтожение невиновных людей – или, точнее, по возможности большого количества людей, является «целью» террористов. Однако, это можно назвать «средством» достижения главной «цели», т.е. изменения политической обстановки, свержения господствующей элиты и пр. (При этом удалим компонент «политическая мотивированность», оставив только компонент «цель»). «Средством» для достижения такой «цели» будет являться не просто использование силы (как в определении У. Лакера), а такие действия, которые являлись бы адекватными заявленной цели – будь то взятие в заложники или взрыв станции метро. Важным принципом достижения «цели» будет являться максимальный эффект воздействия на противника. Этот эффект будет напрямую зависеть от степени нарушения норм цивилизованного законного поведения в действиях террористов, их жестокости и большого объема, а также тесно связанным с освещением в средствах массовой информации и объявлением причастности той или иной группировки к этим действиям.
Невиновность людей, ставших жертвой теракта, является сомнительной для террористов, как уже было сказано выше, т.к. политические действия правительства являются своего рода отражением мнения/воли большинства людей. Это, в представлении террористов, делает обычных людей виновными настолько же, насколько виновны и их политические лидеры; следовательно, в данном случае простые обыватели являются скорее «средством» для влияния на политические силы, против которых направлены действия террористов. Итак, мы можем говорить о «жертве аппроксимированной», далее «жертваАПР», (= «средство», но также и отдельная «жертва», т.к. действия направлены против этих людей как против жертв) и «жертве дистантной» (далее «жертваДИСТ») – т.е. собственно тех, против кого в конечном итоге и производятся действия террористов. Несмотря на то, что физическая безопасность политической элиты, против которой направлены террористические действия, часто может оставаться неприкосновенной (хотя и испытывать определенную неустойчивость и, в конечном итоге, также быть поколеблена), именно «влияние» этих политических сил становится мишенью террористов. Другими словами, все действия террористов, убийства мирного населения, взрывы и т.п. имеют своей мишенью причинение вреда именно этой «жертве».
Что касается компонента «незаконное использование силы», то он вызывает нарекания. Разумеется, У. Лакер рассматривает свое определение в рамках политико-правового поля, и его понятие терроризма не имело бы смысла вне связи с правовыми аспектами, главным образом основываясь на примате государства. Тем не менее, государство также может использовать силу незаконно. Вообще, о законности использования силы можно говорить лишь в тех случаях, когда одному государству угрожает другое государство или когда одна злонамеренная (и обладающая определенной силой) группа-меньшинство предпринимает антиконституционные действия.
Полагаем, что следует добавить пункт «негуманные действия» к данному компоненту, т.к. именно негуманное обращение с людьми характеризует обращение террористов со своей «жертвойАПР»: взятие в заложники (и, как правило, жестокое обращение), взрывы, массовые убийства и т.п. Применение силы в данном случае всегда противозаконно из-за своей цели и своего средства – ограничение свободы и прав индивидов любой другой группой, кроме как государством (которое вынужденно может пойти на некоторые из этих ограничений ради защиты прав и свобод большинства), всегда незаконно. Кроме того, когда мы говорим о группе, которая по умолчанию является незаконной, ее действия будут также незаконными. Добавив «негуманные действия» в данный компонент, мы можем еще более точно охарактеризовать действия террористов, т.к. просто незаконное действие – такое как взятие в заложники – плохо само по себе, но оно становится еще хуже, когда становится негуманным.
Таким образом, определение терроризма должно включать следующие компоненты: «группа-меньшинство» (радикальная, маргинальная) + «цель» (свержение существующей политической группы – также «жертваДИСТ» – или ограничение ее влияния) + «средство» (незаконное, негуманное использование силы против мирного, невиновного населения – также «жертваАПР») + «информированность» общественности о действиях и объявление об агенсе действий – т.е. взятие ответственности за действия террористической группой.
В нашем анализе концептуально значимых компонентов рассматриваемых лексических единиц мы используем словарные описания синонимических (и тематических) группировок слов в языке, что облегчает выделение «ядерных», интегрального и дифференциальных, компонентов значения имен и глаголов и подводит нас к установлению более точных связей между данными словами.
По данным словарей синонимов и словарей-тезаурусов английского языка слово “terror”, для которого в большинстве источников не выделяется отдельного словарного гнезда (кроме [7]), входит в статью «fear». Именно эта лексема является общей, доминантной для весьма широкого ряда синонимов с компонентом значения ‘страх’. Для объективного описания языкового представления этого понятия целесообразно рассмотреть разнообразные более узкие ряды, выделяемые в рамках этой словарной статьи. Это позволит составить наиболее полный список частных признаков, составляющих это понятие.  
В рамках списков синонимов, приводимых в словарных статьях, можно выделять несколько подрядов, более мелких группировок слов. Эти группировки, по нашему мнению, можно охарактеризовать в соответствии с принципом поля как более центральные и более «периферические» по отношению к основному ядерному значению лексемы-доминанты общего синонимического ряда, ставшей именем словарной статьи. Для статьи «fear» центральными являются группировки слов с более общим значением «сильная эмоция, имеющая какие-либо основания, либо безосновательная».
Словарные дефиниции, как правило, содержат такое основание, как «источник страха»: им может быть неизвестность, неопределенность (страх перед неизвестным, перед будущим является сущностным психологическим свойством человека) – для таких слов как “panic, anxiety” - или же страх может быть обусловлен действиями 3-го лица (представленного в том числе и абстрактной силой) и тогда слово – например, “dread, dismay” - обозначает страх перед перспективой нежелательных для субъекта переживания действий/процессов, угрожающих его жизни, близким ему людям или имуществу.
Авторы «Англо-русского синонимического словаря» выделяют ряд смысловых признаков для разграничения основных синонимов ряда «fear»: интенсивность эмоции, актуальность – постоянность, характер эмоции, ее внешние проявления, ее причины. Эти же признаки в целом присутствуют и в комментариях к статье ‘fear’ в словаре Merriam Webster: intense, sudden, extreme, unreasoning fear, fear inspired by something, by immediate or anticipated danger, hesitation [1].
По мнению Ю.Д. Апресяна и А.И. Розенмана слово «terror» относится к таким синонимам «fear», которые «могут обозначать и актуальное состояние, и эмоцию, постоянно вызываемую определенными факторами и поэтому превращающуюся в определенную черту личности» [1]; последнее особенно важно для описания понятия “terror” – как страха, вызванного систематическими враждебными действиями, как систематического направленного устрашения. По данным словаря Oxford Shorter English Dictionary “terror” – это и источник страха (‘something terrifying, awe-inspiring’ [6]), и активный субъект запугивания (‘a thing or person that excites terror or awe’ [6]), и конкретное свойство, действие (‘причина страха, то [тот], что [кто] вызывает страх’ по Ю.Д. Апресяну и И.А. Розенману [1]).  
Среди периферических в рамках ряда «fear» выделяются, в частности, подряды со следующими ключевыми компонентами: ‘lack/absence of courage/resolution’ (timidity, trepidation, diffidence, cravenness, cowardice); ‘fear that hinders, throws into confusion’ (dismay, consternation, panic); ‘anxiety’, ‘lack of confidence/certainty’, ‘future evil’ (solicitude, foreboding, distress, misgiving, concern, apprehension); ‘source of fear, frightening thing or person’ (horror, terror, nightmare, spectre); ‘fear inspired by some authority; veneration’ (awe, reverence, respect, veneration).
Близкие по значению имена «робость», «неуверенность (в будущем)», «обеспокоенность» (как страх в результате неопределенности или перед нежелательным будущим) являются, если можно так сказать, еще одним важным узлом семантической сети в лексической подсистеме. Эти лексемы номинируют важные следствия переживания страха, способные оказывать серьезное влияние на социальные взаимодействия и систему установок человека.
Очевидно, что при анализе лексемы “terror” также следует остановиться на ее глагольных производных (“terrorize”, “terrify”), принадлежащих к ряду «frighten/scare». Важно, что в глагольных единицах со значением “пугать”, таких как “intimidate, frighten, terrify, cow, daunt”, также выделяется компонент подчинения, принуждения (‘force by frightening’, ‘impel’, ‘drive to’), подавления (‘subdue’). Словарь Merriam Webster приводит более узкий синонимический ряд «intimidate» (“cow, bulldoze, bully, browbeat”), определяемый как “frighten into submission” [8]. В свою очередь однокоренной с именем “dismay” глагол (являющийся согласно словарю Merriam Webster доминантой микроряда “appall, horrify, daunt” [8]) имеет те же центральные признаки ‘deter by arousing fear’. Таким образом, субъект запугивания стремится заставить объект действовать/отказаться от действия определенным образом, то есть управлять им, добиваясь выгодного для себя результата (ср. фрагмент дефиниции из словаря Oxford: ‘cause to lose courage when it is required’ [6]).
По данным анализа средств языка «страх» предстает как разрушительная эмоция. Он отнимает уверенность в будущем, готовность к действию (dismay – ‘loss of moral courage or resolution’; consternation – ‘terror as to prostrate one’s faculties’ [6]), вызывает замешательство, препятствует – одним словом, он разрушителен для того, кто испытывает эту эмоцию. Для тех же, кто имеет силу и возможность вызывать страх, это – орудие (и оружие), средство, способное обессилить объект воздействия, помешать достижению объектом своей цели, и не позволить ему оказать сопротивление воздействию, отсюда страх – это орудие управления.
Наш анализ компонентов необходимых для определения понятия «терроризм» показывает, что страх является и средой, и «источником питания» для терроризма. Осуществляя свои акции, современные террористы рассчитывают в первую очередь на реакцию широких слоев населения, способную заставить правительства принимать соответствующие решения. Именно поэтому терроризм приобрел столь широкий размах именно в информационную эпоху с развитием массовых средств телекоммуникаций, позволяющих распространять информацию о терактах максимально широко и без задержки по времени, тем самым увеличивая как непосредственный эффект (гибель людей, показанная в прямом эфире, вызовет гораздо более сильные эмоции, чем сообщение об этом в газетной заметке), так и число объектов воздействия («жертвАПР» по нашей терминологии) террористических актов до масштабов страны и всего международного сообщества.
Анализируя смысловые связи единиц “terror” и “terrorism” в лексической системе языка, мы не можем пройти мимо такого имени, как “violence” и ряда его синонимов. Связь между ними подтверждает и компонентный анализ указанных единиц (в первую очередь их более поздних значений): terror – ‘4: violence (as bombing) committed by groups in order to intimidate a population or government into granting their demands’ [8]; terrorism – ‘the systematic use of terror esp. as a means of coercion’ [8]. Компонент ‘coercion’ в последней дефиниции непосредственно связывает эту лексему с полем «violence», по данным того же словаря coerce – ‘1: to restrain or dominate by force 2: to compel to an act or choice 3: to bring about by force or threat’ [8].
Словарная дефиниция единицы “violence” содержит такие компоненты, как ‘force’, ‘destruction’, ‘injure/damage’, ‘vehement’, ‘furious’, ‘undue’. При этом практически отсутствуют компоненты «целевой установки», что в целом представляет «насилие» как эмоциональное, практически не контролируемое применение силы, отсутствие рациональных ограничений предполагает крайне высокую степень проявления эмоции. Многие синонимы слова “violence” в английском языке содержат интегральные компоненты ‘extreme’, ‘intense’, ‘emotion’ (лексемы vehemence, intensity, virulence, passion), а также ‘destructive’, ‘hostile’ (лексемы ferocity, fierceness, fury, brutality). К ряду синонимов «passion» словари относят также rage, anger, fury, frenzy, объединяемые по признаку ‘uncontrolled emotion’.
В группу синонимов “violence” входят такие единицы с нейтральным значением, как “might” и “force”, однако и в том, и в другом имени есть негативные компоненты: force – ‘3: violence, compulsion, or constraint’ [8]; might – ‘4. power to enforce one’s will /chiefly in contrast with right’ [6]. Кроме того, нельзя не отметить устойчивый компонент ‘violation of norms’: в Тезаурусе Roget’s “violence” упоминается в таких словарных статьях как «illegality», «undueness», «nonobservance» [5]. Таким образом, среди ключевых компонентов ряда «violence» в английском можно выделить враждебность, разрушительность, неподконтрольность.
В ряду имен, обладающих общими для гнезда «terror – terrorism – terrorist» компонентами, важное место занимает «aggression».
Агрессия соотносится со вспыльчивостью – это, скорее всего, практически инстинктивная реакция на нарушение каких-то личных прав; существует градация агрессии, и именно форма агрессии, не вписывающаяся в нормы цивилизованного общества (напр., применение физической силы), - или превышение количественного показателия агрессии («слишком агрессивный человек», «в своем выступлении он чересчур агрессивно нападал на него») – считаются неприемлемыми. По данным словарных дефиниций представляется, что «violence» является понятием более высокого порядка, чем  «terrorism» и « aggression».
В словарях “aggression” определяется через качества ‘forceful’, ‘intended’, а также ‘hostile’, ‘injurious’, ‘destructive’ при наличии цели и установки на достижение превосходства ‘intended to dominate or master’ [8]. Однако благодаря последнему компоненту, агрессия в своей базовой форме может даже рассматриваться как одна из характеристик мужественности (маскулинности) и, шире, считаться положительным качеством, особенно в рамках направленной на конкуренцию рыночной экономики. Ср. в англ. яз. “he is an aggressive driver” – это фраза, не имеющая строгих отрицательных коннотаций, а подобные фразы, относящиеся к поведению человека, даже считаются положительными: “I will defend this case aggressively and ethically, but, Miranda – I won’t lie”.    
Конечно, значимые связи лексемы «terror» в системе английского языка далеко не ограничиваются кратким списком единиц, рассмотренных нами выше. За рамками этой статьи остается еще значительный ряд слов, обозначающих смежные понятия. Тем не менее, анализ данных языка на основе лексикографического материала позволил нам приблизиться к установлению определенных содержательных взаимосвязей между понятиями терроризма, агрессии, насилия и страха.
Понятие «террор» является, таким образом, производным и комплексным, основанном на ряде базовых психологических и социальных свойств, характеристик человека (насилие, агрессия, жестокость, страх). При этом связи соответствующего имени в языковой системе более подробно и точно, чем научные определения, раскрывают пучки признаков, характеризующих понятие (сила, неподконтрольность, доминирование, управление, подавление, достижение опосредованной цели и т.п.).
Наши выводы ни в коем случае не являются окончательными. Очевидно, приемы компонентного анализа являются лишь начальным средством более многогранного концептуального описания. Восприятие носителями языка слов «terror», «terrorism» может отличаться от того, что «схвачено» в дефиниции словарной статьи. Поэтому мы полагаем, что следующий этап исследования целесообразно проводить на речевом материале (в первую очередь, это новостной и публицистический дискурс), поскольку эти лексические  единицы отражают понятия, стремительно изменяющиеся в наше время, обрастающие новыми признаками и свойствами, которые могут быть не отражены в словарном материале.

1.    Апресян, Ю.Д. Англо-русский синонимический словарь / Ю.Д. Апресян, А.И. Розенман. – М.: Русский язык, 2001.
2.    Бэрон, Р. Агрессия /Р. Бэрон, Д. Ричардсон. – СПб.: Питер, 1999.
3.    Словарь современного русского литературного языка. В 17 т. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1958-1963.
4.    Эпштейн, В.А. Терроризм: проблема определения понятия / В.А. Эпштейн //http://www.tisbi.ru/science/vestnik/2001/issue2/vest2_6%5B1%5D.htm
5.    Roget, P.M. The New Roget's Thesaurus of the English language in dictionary form / P.M. Roget. – New York: Putnam, 1964.
6.    The Shorter Oxford English Dictionary on historical principles in 2 vols. Oxford, 1964.
7.    Urdang, L. The Oxford Thesaurus: An A-Z dictionary of synonyms / L. Urdang Oxford: Oxford univ. press, 1997.
8.    Webster’s Third New International Dictionary of the English Language. Unabridged with Seven Language Dictionary. In 3 vol. Chicago; L.; Paris: Encyclopaedia Britannica, 1993.